СТАЛИН (девятая часть)
В требовательной ведомости «Об отпуске пособия от казны лицам, состоящим под надзором полиции в Туруханском крае Енисейской губернии на сентябрьскую треть 1913 г.» было сказано: «Джугашвили Иосиф Виссарионович недвижимой собственности, а также других источников дохода не имеет. К труду способен, но заработков в пунктах вселения не имеет по не зависящим от него причинам».
Туруханский пристав испрашивал ежемесячное пособие на содержание ссыльно-поселенца Джугашвили И. В в сумме 15 рублей. Здоровье Сталина пошатнулось. Пособие еще не было получено, наступали зимние холода, продукты стали дороги, а денег не было. В письме думской фракции большевиков, рассказывая о тяжелых материальных условиях жизни в туруханской ссылке, в конце ноября 1913 г. товарищ Сталин писал: «Неловко как-то писать, но приходится. Кажется, никогда еще не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усилившимися морозами (37 градусов холода), общее состояние болезненное, нет запасов ни хлеба, ни сахара, ни мяса, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова, но… деньги, нет денег. У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться. Моя просьба состоит в том, что, если у социал-демократической фракции до сих пор остается „фонд репрессивных“, пусть она, фракция, или лучше, бюро фракции выдаст мне единственную помощь хотя бы в рублей 60».
Далее товарищ Сталин пишет, что узнал о предполагаемом выходе отдельной брошюрой его статей по национальному вопросу. «Дело в том, что если это верно, то следовало бы добавить к статьям одну главу (это я мог бы сделать в несколько дней, если только дадите знать), а затем я надеюсь (вправе надеяться), что будет гонорар (в этом злосчастном крае, где нет ничего, кроме рыбы, деньги нужны, как воздух). Только что узнал, что, кажется, в конце августа Бадаевым переслано для меня в Ворогово (Енисейский уезд) не то 20, не то 25 рублей. Сообщаю, что я их не получил еще и, должно быть, не получу до весны. За все мое пребывание в туруханской ссылке получил всего 44 рубля из-за границы и 25 рублей от Петровского. Больше я ничего не получал. Иосиф».
По свидетельству С. Аллилуева, находившегося в то время на партийной работе в Петербурге, Владимир Ильич Ленин из-за границы пересылал деньги для товарища Сталина.
В своих воспоминаниях «Встречи с товарищем Сталиным» С. Аллилуев рассказывает, что в августе 1913 г. он получил от И.В. Сталина письмо, в котором он просил сходить к члену Государственной думы А. Бадаеву и поторопить с отправкой денег, присланных для него Лениным. «Товарищ Сталин подробно пояснял в письме, что деньги нужны спешно, так как наступает суровая полярная зима и нужно успеть запастись необходимыми продуктами».
Полученные деньги были скоро израсходованы, полагающееся пособие не получено. Положение И.В. Сталина продолжало быть очень тяжелым. В петербургское книгоиздательское товарищество «Просвещение», в котором сотрудничал И.В. Сталин, он писал 10 ноября 1913 г.: «Как-то совестно писать, но что поделаешь, нужда заставляет. У меня нет ни гроша, и все припасы вышли. Были кое-какие деньги, да ушли на теплую одежду, обувь и припасы, которые здесь страшно дороги. Пока еще доверяют в кредит, но что будет потом — ей богу не знаю. Нельзя ли будет растормошить знакомых и раздобыть руб. 20 — 30. А то и больше. Это было бы прямо спасение и чем скорее, тем лучше, так как зима у нас в разгаре (вчера было 33 градуса холода), а дрова не куплены в достаточном количестве, запас в исходе. Адрес знаете, шлите прямо на меня (Тур. край, .Енисейск. губ., деревня Костино и прочее)».
В письме в редакцию журнала «Просвещение», где были помещены статьи И.В. Сталина по национальному вопросу, он 20 ноября 1913 г. напоминает, что нужда в деньгах очень большая. Через некоторое время деньги И.В. Сталину начали поступать, но жандармский ротмистр Железняков, находившийся в Енисейске, чинил препятствия к их получению. Туруханский отдельный пристав 30 января 1914 г. писал жандармскому ротмистру, что «на имя административно-высланного в Туруханский край Иосифа Виссарионовича Джугашвили в Туруханском почтовом отделении получено 3 перевода по телеграфу: один из Петербурга— на 50 руб., второй из Тифлиса — на 10 руб. и третий из Петербурга от А. Бадаева на 25 руб., всего восемьдесят пять рублей. И. Джугашвили лишен казенного пособия за февраль, март, апрель, май, июнь и июль 20 дней, хотя Джугашвили их еще не получил из почты, но это обстоятельство, по моему мнению, не может препятствовать лишению пособия».
Даже и в далекой туруханской ссылке И.В. Сталин и его соратники сильно «беспокоили» царское правительство. 9 декабря 1913 г. с пометкой «совершенно спешно» сообщалось туруханскому приставу: «Гласноподнадзорные ст. Мироединского Иосиф Виссарионович Джугашвили и ст. Селивановского Яков Мовшев Свердлов в непродолжительном времени предполагают совершить побег. Желательно поставить их в невозможность побега, почему полагал бы перевести Джугашвили и Свердлова в село Монастырское, где установить за ними строгое наблюдение, а также установить наблюдение за получением кем-либо из ссыльных или подозрительных крестьян крупных сумм денег, которые по всей вероятности будут предназначены для побега Джугашвили и Свердлова».
Жандармы пытались сделать совершенно невозможными побеги политических из туруханской ссылки. На единственном пути из Туруханского края, на Енисее, где Туруханский край граничит с Енисейским уездом, находился кордон, состоявший из стражников-солдат. Кордон располагал быстроходными моторными лодками. Заставы были расположены по обоим берегам Енисея. В обязанность кордона входило проверять всех едущих вверх по Енисею. Кордон находился около станка Ворогово. Получив сообщение о готовящемся побеге, жандармский ротмистр в Енисейске предложил установить «особо тщательное наблюдение за всеми лицами, едущими через Вороговский кордон, дабы воспрепятствовать побегу».
Засуетились царские ищейки. Создалась большая переписка о якобы готовящемся побеге из ссылки И.В. Сталина и Я.М. Свердлова. Начальник Енисейского жандармского управления 20 декабря 1913 г. сообщает жандармскому ротмистру: «Ввиду намерения административно-ссыльных Туруханского края Якова Свердлова и Иосифа Джугашвили совершить побег, предписано туруханскому отдельному приставу 7 сего декабря немедленно принять меры к предупреждению их побега и об установлении за ними самого бдительного полицейского надзора».
Получая неоднократные тревожные сообщения из департамента полиции и Енисейского губернского жандармского управления о том, что И.В. Стадий и Я.М. Свердлов собираются бежать из ссылки, туруханский пристав откладывает до лета перевод ссыльных в Монастырское.
27 января 1914 г. он сообщал, что «в отношении, предупреждения побега со стороны административно ссыльных Иосифа Джугашвили и Якова Свердлова мною установлен за ними дополнительный надзор. Переведены в с. Монастырское будут пред навигацией, ввиду неимений квартир в настоящее время в селе Монастырском побеги могут быть только летом, но зимним путем невозможны. Зимние побеги в настоящее время очень легко предупредить, так как в крае телефонное сообщение открыто и своевременные меры к задержанию беглецов будут давать благоприятные результаты».
В департаменте полиции вызвал тревогу денежный перевод на имя И.В. Сталина и Я.М. Свердлова. Полицейские насторожились: деньги нужны для организации побега из ссылки. Начальник Енисейского губернского жандармского управления 31 января 1914 г. телеграфирует жандармскому ротмистру в Енисейск: «Высланным по постановлению г. министра внутренних дел в Туруханский край под гласный надзор полиции Иосифу Виссарионовичу Джугашвили и Якову Мовшеву (Михайловичу) Свердлову высланы 28 сего января, кроме ранее посланных ста рублей, еще пятьдесят рублей для организации побега их из Туруханского края. Сообщаю на предмет принятия мер к предупреждении побега Джугашвили и Свердлова».
Жандармский ротмистр приезжал со специальным докладом к енисейскому губернатору, чтобы получить дополнительные инструкции, как поступить с ссыльными, которые под видом касс взаимопомощи переходят к политической деятельности. Особенно жандармский ротмистр требовал конкретных указаний, как поступить с И.В. Сталиным И Я.М. Свердловым, готовящими побег из ссылки. Любопытна в этом отношении секретная информация ротмистра Железнякова начальнику губернского жандармского управления о полученных им указаниях от Енисейского губернатора Крафта. Губернатор разъяснял, что в случае получения жандармскими властями основательных сведений о готовящихся побегах следует переводворять ссыльных в другое место, откуда побег был бы невозможен. То же правило должно относиться и к выдворению в другие места лиц, ведущих на местах политическую деятельность (рефераты, лекции и т. д. для ссыльных).
«Что касается предотвращения побега из ссылки гласноподнадзорных Джугашвили и Свердлова, г. губернатор нашел необходимым выдворить их на станок Туруханского края, где бы не было других ссыльных, и специально для них назначить двух надзирателей».
Департамент полиций и жандармские власти были убеждены, что если Сталин и Свердлов еще не убежали, то убегут из ссылки обязательно, и поэтому из Петербурга и Москвы шли тревожные телеграммы. Дело доходило до курьезов. Начальник Енисейского губернского жандармского управлений 13 февраля 1914 г. сообщил енисейскому губернатору, что Я.М. Свердлову уже удалось бежать из ссылки и якобы он находится в Москве. В этом сообщении было сказано: «Начальник Московского охранного отделения телеграммой от 11 сего февраля за № 289057 запросил меня, встречается ли надобность в настоящее время в полоцком мещанине Якове Михайловиче Свердлове, имея ввиду, что полоцкий мещанин Яков Мовшев (Михайлов) Свердлов за принадлежность к РСДРП по постановлению г. министра внутренних дел выслан в Туруханский край, Енисейской губернии, под гласный надзор полиции на пять лет, считая срок с 8 апреля 1913 года, прибыл 22 июля 1913 года и водворен на жительство на станке Селивановском, Туруханского края, откуда по сведениям департамента полиции Свердлов вместе с административно-ссыльным Иосифом Джугашвили предполагают совершить побег, для которого им были высланы деньги. В настоящее время хотя и не имея сведений о побеге из Туруханского края Якова Мовшева (Михайлова) Свердлова, но из телеграммы упомянутого выше начальника охранного отделения можно заключить, что Яков Свердлов из Туруханского края уже бежал и появился в г. Москве. Ввиду чего мною телеграммой от сего числа за № 3773 сообщено начальнику Московского охранного отделения, что Свердлов административно-ссыльный Туруханского края, почему подлежит задержанию и препровождению этапным порядком в город Красноярск в ваше распоряжение с просьбой уведомить меня о последующем».
Красноярское жандармское управление 20 февраля 1914 г. послало запрос жандармскому ротмистру в Енисейск и туруханскому приставу, не бежали ли из ссылки Сталин и Свердлов. Срочного ответа не последовало. В губернском жандармском управлении были уверены, что побег состоялся, и приняли как должное ложную тревогу из Москвы, что там разыскивается Я.М. Свердлов. Не получив информации из Красноярска, московская охранка, в свою очередь, продолжала разыскивать Я.М. Свердлова. Начальник московской охранки 4 марта 1914 г. сообщил начальнику Енисейского губернского жандармского управления, что «Свердлов — беглый административно- ссыльный Туруханского края, по сведениям агентуры отделения, временно после побега скрывался в гор, Москве. Произведенной разработкой выяснить местопребывание Свердлова не представлялось возможным. По сведениям из того же источника, названный Свердлов 15-го минувшего февраля выехал из Москвы заграницу, но куда именно, неизвестно. Отъезд его на вокзалах наружным наблюдением отмечен не был».
Три недели безуспешно искали Свердлова в Москве. 13 ноября 1914 г. красноярские жандармские власти вновь, уже в категорической форме предложили ротмистру в Енисейске «точно проверить, находится ли на месте водворения на станке Селивановском, Туруханского края, административно-ссыльный Яков Мовшев (Михайлов) Свердлов, или же бежал, т. к. по сведениям начальника Московского охранного отделения названный Свердлов после побега из Туруханского края временно скрывался в г. Москве, откуда по сведениям агентуры выехал заграницу, но куда именно, неизвестно. О результатах проверки мне подробно донесите».
Сбитый с толку, туруханский пристав телеграфировал, что И.В. Сталин и Я.М. Свердлов находятся безотлучно в ссылке. И по всем жандармским управлениям полетели сообщения о том, что была поднята ложная паника. Енисейский губернатор сообщал в жандармское управление: «Об административно-ссыльных Туруханского края Иосифе Виссарионовиче Джугашвили и Якове Мовшеве Свердлове, предполагающих, по сведениям департамента полиции, совершить побег из края, и о появлении последнего из них, Свердлова, будто бы уже в гор. Москве, — мною 20 февраля за № 889 поручено было туруханскому отдельному приставу немедленно донести: находятся ли налицо в месте водворений упомянутые выше поднадзорные Джугашвили и Свердлов, а также приняты ли им, приставом, в исполнение данных ему ранее распоряжений, меры к предупреждению всякой возможности побега названных поднадзорных из места ссылки.
В ответ на это поручение пристав Кибиров телеграммою от 12 сего марта донес мне, что оба поименованные поднадзорные находятся налицо в крае и что меры к предупреждению их побега приняты».
И начальнику Московского охранного отделения, первому затеявшему это смехотворное происшествие, было сообщено, что
«административно-ссыльный Туруханского края мещанин города Полоцка Яков Мовшев (Михайлов) Свердлов находится в настоящее время в месте причисления на станке Селивановском, Туруханского края, и побега не совершал и что меры к предупреждению побега приняты».
Оторванный от непосредственного руководства рабочим движением, И.В. Сталин находил пути для поддержания связи с большевистскими организациями России, с В.И. Лениным.
Товарищ Сталин не прекращал нелегальной партийной работы. Шла переписка с подпольными организациями, товарищами. Для этого были использованы всевозможные пути: через матросов пароходов, лодочников, через проезжавших людей. Письма тщательно зашифровывались, проходили через несколько рук, пока, наконец, попадали на конспиративную квартиру, в большевистскую организацию. Всю секретную переписку в туруханской ссылке было поручено вести В. Швейцер, находящейся вместе с С. Спандаряном в туруханской ссылке.
Главная конспиративная квартира, через которую пересылались партийные документы из туруханской ссылки, находилась в Красноярске у Ивана Ивановича Самойлова. На окраине города, на улице Малокаченская, 17, в небольшом деревянном домике, во дворе, жил И.И. Самойлов. Сюда пересылались письма и партийные документы для рассылки по России и за границу.
Письма от Сталина из туруханской ссылки иногда шли также через Аллилуева, который тогда жил в Петербурге.
Жандармские власти узнавали, что члены Центрального Комитета большевиков, руководители Русского бюро ЦК И.В. Сталин и Я.М. Свердлов используют все мало-мальские возможности, чтобы держать связь, давать указания и советы партийным организациям и членам партий из далекой туруханской ссылки. Любопытен следующий документ, полученный в Енисейском розыскном пункте 2 февраля 1914 г.: «В департаменте полиции получены сведения о том, что для партийных сношений в распоряжении членов организации Российской социал-демократической рабочей партии имеются нижеследующие адреса: 1) Туруханский край, Енисейской губернии, д. Костино, Иосиф Виссарионович Джугашвили, 2) ст. Селиваниха, Туруханский край, Енисейской губернии, село Монастырское, Яков Михайлов Свердлов.
Сообщая об изложенном, предписываю выяснить возможно осторожно партийное значение указанных адресов и лиц, проживающих по ним, и о последующем мне донести».
Кто такие Джугашвили и Свердлов, было отлично известно департаменту полиции, но очень редко удавалось жандармам узнавать, куда и кому шли партийные указания. Не успели жандармы, начиная от департамента полиции в Петербурге, охранных отделений Москвы и Красноярска, оправиться от испуга, вызванного сообщением о предполагаемом побеге из туруханской ссылки Сталина и Свердлова и о якобы совершившемся уже побеге Свердлова, как департамент полиции получил через свою заграничную агентуру новое тревожное донесение, что летом 1914 года ко времени Международного конгресса II Интернационала в Вене приурочивается очередной съезд Российской социал-демократической партии большевиков и что на этом съезде должны принять участие члены ЦК партии Сталин, Свердлов в Спандарян, побег из туруханской ссылки которых организует В.И. Ленин.
Опять из Петербурга в Красноярск шли срочные предписания. Департамент полиции 2 мая 1914 г. Сообщил начальнику Енисейского губернского жандармского управления: «В департаменте полиции получены сведения о том, что находящимися за границей представителями Центрального комитета Российской социал-демократической рабочей партии во главе с Лениным решено устроить партийный съезд, приурочив созыв такового к международному социалистическому конгрессу, назначенному в Вене в августе текущего года. В целях успешности созыва партийного съезда предположено устроить организационные объезды имперских организаций и поручить эти объезды целому ряду известных партийных деятелей, находящихся в ссылке, устроив им побеги из мест ссылки. В числе лиц означенной категории значатся: 1) ссыльно-поселенец Сурен Спандаров Спандарян, назначенный на водворение в Перовскую волость, Канского уезда, 2) Яков Мовшев Свердлов, высланный под гласный надзор полиции в Туруханский край и водворенный на станке Селивановском, 3) Иосиф Виссарионов Джугашвили, высланный под гласный надзор полиции в Туруханский край и водворенный на станке Костино».
Начальник Енисейского губернского жандармского управления немедленно сообщил об этом тревожном донесении из Петербурга енисейскому губернатору. Было принято решение И.В. Сталина из станка Костино и Я.М. Свердлова из станка Селивановского перевести в Курейку — самый отдаленный северный пункт Туруханского края. Для охраны двух особенно опасных для царизма политических ссыльных в Курейке — Сталина и Свердлова были приставлены два надзирателя. Станок Курейка расположен недалеко от устья реки Курейки, впадающей в Енисей там, где великая сибирская река пересекает Северный полярный круг.
Издавна Енисейский Север привлекал алчные взоры царского правительства. Огнем и кровью прокладывался путь в эту замечательную страну, славящуюся такими богатствами, как леса, полные зверем, реки, изобилующие рыбой. Главной же приманкой был соболь. Шкурки соболя ценились на рынке, как звонкая монета. Купцы, царские сатрапы беспощадно эксплуатировали народы Севера, держали их в темноте, спаивали водкой, «огненной водой» русского царя, чтобы свободнее было обирать «инородцев».
Для хищнического ограбления, выкачивания богатств Северной тайги царскому правительству нужны были «свои» люди, нужна была постоянная связь с Севером.
С начала XIX столетий царское правительство рекрутировало из более «надежных» крестьян «переселенцев», снабжало их всем необходимым для организации хозяйства и на плотах спускало по Енисею. Создавались станки. Среди «переселенцев» вырастали кулаки — полукупцы-полукрестьяне, обиравшие своего разорившегося брата-крестьянина и особенно «инородцев».
До 1810 года на месте Курейки было зимовье, состоявшее из нескольких изб, разбросанных на кочках болотистой поляны. Затем на месте зимовки была организована почтовая станция — станок Курейка. В сороковых годах XIX столетия в Курейке появились первые русские переселенцы.
Ко времени перевода в Курейку И.В. Сталина и Я.М. Свердлова все население станка состояло из 38 мужчин и 29 женщин. Не было ни одного грамотного. Жители станка занимались рыбной ловлей и охотой.
В «Очерках Туруханского края», написанных и напечатанных в 1915 году в «Вестнике Европы», Я.М. Свердлов рассказывал также и о кабальном положении населения края: «Жители добывают средства к существованию рыболовством и охотой. Для промысла необходимы различные орудия. Все это можно получить лишь от торговцев, приходится брать в кредит. Попавший тем или иным путем в кредитные отношения промышленник уже не может обычно вырваться из зависимой задолженности. Сколько бы он ни добывал, весь его промысел переходит к „его“ купцу. И всегда он остается еще что-либо должен. Ему навязывается наряду с необходимым и ненужный товар, долг постоянно растет. Купец записывает что-то, когда дает товар, а что именно пишет — кто его знает».
О побеге из Курейки трудно было даже думать. Во время короткого полярного лета сюда заходил лишь один пароход. Три месяца в году вообще не было никакой связи. Последний пароход, который выходил из Енисейска 1 августа и останавливался в селе Монастырском, так и не доходил до Курейки. Водный путь по реке Енисею тщательно контролировался властями. Зимой ездили только на нартах с оленьими или собачьими упряжками. Бежать зимой было почти невозможно ввиду безлюдности края. Непроходимая тайга обрекала беглецов на гибель. Все населенные пункты были связаны телеграфом, на каждом шагу бежавшего подстерегала засада. Во всем Туруханском крае жило 3 тысячи русских и 8 тысяч народов Севера — кето, эвенки, ненцы и якуты. Сотни верст отделяли жилье от жилья.
Я.М. Свердлов в письме к своей сестре, перехваченном полицией, рассказывал о тяжелых условиях жизни в Курейке. «Дорогая Сарра! Следующее мое письмо будет снова занумеровано. Теперь пишу налету лишь пару строк. Меня и Иосифа Джугашвили переводят на 100 верст севернее, севернее Полярного круга на 80 верст. Только двое будет на станке и при нас два стражника. Надзор усилили, от почты оторвали, последняя раз в месяц через „ходока“, который часто запаздывает. Практически не более 8 — 9 почт в год. Все же лучше, чем на Максимкином Яру. Прошу посылать все по старому адресу, товарищи будут переправлять. Джугашвили за получение денег лишен пособия на 4 месяца. Деньги необходимы и мне и ему. Но на наше имя посылать нельзя. Сообщи об этом друзьям. Впрочем, я уже писал тебе, что у меня есть долг к можно посылать не мне, а непосредственно кредиторам. Адреса их сообщу. Только нужно помечать на купоне: „в счет долга Я.М.“. Все, что просил, жду. Напишу уже из Курейки, никому, кроме тебя, в Питер не пишу. Надеюсь, что от тебя узнают. Целую крепко, твой Як. Пиши чаще и больше. О том же прошу всех приятелей. В Питер кое-кому все же написал. Адрес мой прежний».
На этом письме стоял штемпель: Туруханск, 13. III, 1914 г.
Еще в одном из перехваченных жандармами писем Я.М. Свердлова сказано: «Милый мой друг. Вот жаловался на однообразие. Начальство пришло мне на помощь. Меня переселяют на 200 в. севернее за Полярный круг. Отправляют надзирателей 2-х с нами — со мной и Иосифом Джугашвили. Вообще все время о нас обоих одинаково заботятся. Через один—два дня будет новый станок, где будем жить — Курейка, тоже на берегу Енисея. Почта 1 раз в месяц, через „ходока“. Приятного мало. Но мы носа не вешаем». Анфиса Степановна Тарасеева, на квартире у которой по прибытии в Курейку поселился товарищ Сталин, рассказывает: «Приезд Иосифа Виссарионовича и Якова Михайловича помню хорошо. Это был для Курейки исторический день. Двух ссыльных к нам в Курейку привезли и к каждому приставлен жандарм. Обычно один жандарм привозил пять — шесть человек ссыльных, а тут два ссыльных и с ними два жандарма. Мы тогда думали: „Это очень опасные преступники“. Семья была у нас большая. У меня ребятишки, у снохи ребятишки, а тут через сенки в другой избе ссыльные постояльцы.
В понедельник постирать вздумала, воду кипячу. Глядь, дверь открылась. Зашел человек с чемоданчиком, с постелью в узелке. Зашел и сразу говорит: „Здравствуйте, хозяюшка, я к вам на квартиру пожалован“.
Голос не как у сибиряка, борода густющая, черная, смоляная, волосы черные. Пригласила войти в комнату. Прошел, чемоданчик поставил, а сам — как и вырос в нашей избе. С ребятишками играть стал, быстрый, верткий. Дашутку, самую маленькую, на спину, Сашутку под руку и ну бегать по избе-то. Они, было, его дичились, а погодя, как с отцом родным, обвыклась. Мужики приехали, промерзли. Морозы-то у нас большие, лишь только стеклы да избяные бревны постукивают и в углах трещины дают. Кипятку подала на стол, заварила смородиновыми листьями, черемши соленой в чашке, по кусочку рыбки, хлеба, соли (с сахаром-то по большим праздникам пили). Сели мужики за стол, нового постояльца позвали. Говорит-то он по-культурному: „Не стоит, хозяева, тревожиться, в Туруханске обедал вчера, а что чаем с дороги погреться — можно“. Попили, поели что есть, потолковали, кто, откуда.
— Я, — говорит, — из Петербурга, Иосиф Виссарионович Джугашвили, политический ссыльный.
Так он и прожил у нас до страстной недели, а там к Перепрыгиным перевели квартировать.
Слова худого не слышали. Умный, грамотный».
Во все глаза следили жандармы за И.В. Сталиным. Особенно ревностно выполнял приказания начальства держиморда, свирепый и жестокий охранник Иван Лалетин. Курейские старожилы помнят этого стражника с большими рыжими усами и окладистой рыжей бородой. Всегда он ходил при форме: револьвер в желтой кобуре на одном боку, шашка на другом и все жандармские атрибуты с ним. Этот царский слуга своей слежкой и придирками не давал товарищу Сталину покоя. Колхозница Марья Петровна Давыдова вспоминает: «Однажды Иосиф Виссарионович взял у моего брата ружье и хотел сходить на охоту. А охота у нас рядом, тайга начинается под окном. Жандарм Лалетин налетел на Иосифа Виссарионовича, обнажил шашку и хотел его обезоружить. Брать ружье товарищу Сталину не разрешалось. Но товарищ Сталин не отдал ружья жандарму, а возвратил eго брату. Помню, тогда жандарм порезал Иосифу Виссарионовичу руки».
«Как-то вечером весной 1914 года, — вспоминает колхозник Федор Андреевич Тарасеев, — мы наблюдали такую картину: жандарм пятился к Енисею и трусливо махал обнаженной шашкой впереди себя, а товарищ Сталин шел на него возбужденный и строгий, с сжатыми кулаками. Оказывается, в этот день товарищ Сталин сидел, работал и не выходил на улицу. Жандарму показалось это подозрительным, он и решил проверить. Без, спроса ворвался в комнату, и товарищ Сталин в шею выгнал этого мерзавца».
В мае 1914 г. туруханский пристав вынужден был, после настоятельных требований товарища Сталина, сменить стражника. На место Лалетина был послан Михаил Мерзляков.
Вот что говорит Мерзляков, ныне 70-летний колхозник: «В Монастырское я приехал с семьей в мае 1914 года, приехал на заработки, искать счастья. Дома жить было тяжело, а тут еще поговаривали о страшной войне. Мы с женой решили поехать в Туруханский край. Через два дня я пошел в управление и меня приняли охранником. Помню, при мне Кибиров говорил своему помощнику Ивановскому, который был вредным человеком, цепной царской собакой: „Вот и пошлем Мерзлякова в Курейку, а то административный ссыльный Джугашвили `настоятельно требует сменить его охранника, как бы не нажить греха`“. Меня обмундировали, оклад положили 50 рублей в месяц, дали гребцов, и я на лодке отправился в Курейку. Перед отъездом снабдили инструкцией и строго-настрого наказали, чтобы я следил за административно ссыльным Джугашвили, не пускал его со станка Курейка, не позволял ходить на пароход, не давал читать журналы, газеты, не допускал сборищ, запрещал игры с молодежью и прогулки на лодке. Особенно строго было наказано следить за ссыльным Джугашвили в отношении огнестрельного оружия. После ухода Лалетина из Курейки (он ушел пешком, потому что местные жители не дали ему подводу) я устроился на квартиру в доме Михаила Андреевича Тарасова и три дня не ходил к ссыльному Джугашвили. На четвертый день Иосиф Виссарионович приходит ко мне и говорит: „Разрешите познакомиться, административно-ссыльный Джугашвили. Рад, что, наконец, удовлетворили мою просьбу и сменили этого варвара“. В этот день мы долго сидели с Иосифом Виссарионовичем и говорили на разные темы. Тут же мы договорились с ним о том, что я не буду чинить никаких препятствий и что он всегда будет сообщать мне, куда он уезжает. Так продолжалось в течение трех лет».
Мерзляков после Октябрьской социалистической революции 3 года работал кочегаром в Красноярских железнодорожных мастерских. В 1920 году Мерзляков вернулся в свою деревню Емельяновского района, Красноярского края, затем вступил в колхоз. В 1930 г. был исключен из колхоза, как бывший стражник. Тогда же М. Мерзляков написал письмо товарищу Сталину с просьбой удостоверить, что он не профессионал-стражник. Товарищ Сталин ответил следующим письмом:
«Мерзлякова припоминаю по месту своей ссылки в селе Курейка (Турух. край), где он был в 1914 — 1916 гг. стражником. У него было тогда одно-единственное задание от пристава — наблюдать за мной (других ссыльных не было тогда в Курейке). Понятно, поэтому, что в „дружеских отношениях“ с Мих. Мерзляковым я не мог быть. Тем не менее я должен засвидетельствовать, что, если мои отношения с ним были не „дружеские“, то они не были враждебными, какими обычно бывали отношения между ссыльными и стражниками. Объясняется это, мне кажется, тем, что Мих. Мерзляков относился к заданию пристава формально, без обычного полицейского рвения, не шпионил за мной, не травил, не придирался, сквозь пальцы смотрел на мои частые отлучки и нередко поругивал пристава за его надоедливые „указания“ и „предписания“. Все это я считаю своим долгом засвидетельствовать перед вами. Так обстояло дело в 1914 — 1916 гг., когда М.Мерзляков, будучи стражником, выгодно отличался от других полицейских. Чем стал потом М. Мерзляков, как он вел себя в период Колчака и прихода советской власти, каков он теперь, — я, конечно, не знаю».
Сейчас Михаил Мерзляков работает на колхозной сушилке. В 1939 году был послан на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку и занесен в книгу почета. В 1940 г. он один просушил 7000 центнеров колхозного зерна. Четыре сына М.Мерзлякова в рядах Красной Армии.
Теперь И.В. Сталин мог частенько отлучаться на охоту, на рыбалку и нелегально наезжать в Монастырское к Сурену Спандаряну.
«Иосиф Виссарионович страсть охотник был до песен, вспоминает А.Ф. Тарасеева. — Любимые-то его были: „Умер бедняга в больнице военной“, а то: „Сухой бы я корочкой питалась“, „Смело, товарищи, в ногу“. Любил и поплясать. Иосиф Виссарионович на все был мастак. Сказы сказывал — заслушаешься. Много читал да писал. Дивилися: в ночь, за полночь — все в окнах светится. Промышлять любил. Промышлял и один, и с туземцами, и с Перепрыгиными. Ружьецо ему не разрешали иметь, а он все же доставал. Пушнины-то много было, песец стадом шел с Курейской тундры. Рыбу добывал переметами. Летом уезжал в Tуруханск в гости. Перепрыгины, у которых потом жил на квартире И.В.Сталин, очень бедствовали, но были терпеливые и веселые люди. Голодные, а все поют да пляшут. Иосиф Виссарионович всем, чем мог, делился.
Осенью приезжали полицейские фотографировать Иосифа Виссарионовича. Как ходил все три года в черных штанах и черной рубахе, так и снялся. Уехал он в шестнадцатом году, карточку оставил.
Затем уже при нашей, советской власти смотрим — в газете карточка. Собрались, толкуем. Лицом вышел на Иосифа Виссарионовича, а фамилий Сталин, а мы его звали Джугашвили. Потом угадали!
Скажу одно: хороший человек, на всю землю он народу добро шлет».