Советское село... 2

(Советское село...) Отказ СССР от уплаты внешнего долга, по обязательствам царского правительства, привел к тому, что СССР не мог вести переговоры о получении иностранных кредитов [8].

 Если в 1913 году иностранные накопления составили четвертую часть чистых инвестиций, то после 1917 года их доля равнялась нулю, несмотря на все усилия СССР получить займы за границей [9]. В 1913 году товарный экспорт и импорт России в сумме составляли 21% валового национального продукта (ВНП). К концу НЭПа, в 1928 году они равнялись 6% ВНП, даже несмотря на заметную либерализацию советского режима [10].
Во время голода 1921 года Запад помогал России, поскольку от отказе выплачивать долги еще не было заявлено. Это в полном объеме было сделано только в 1922 году на Генуэзской конференции.
Казалось бы можно начать торговать тем, чем богаты. Когда под шум партийных дискуссий крестьянин на недостаток промышленных товаров и в ответ на скрытую инфляцию отвечал все более упорной стачкой: не вывозил на рынок зерна и не увеличивал посевы, а правые (Рыков, Томский, Бухарин), задававшие в тот период тон, требовали предоставить больше простора капиталистическим тенденциям деревни, повысив цены на хлеб, хотя бы за счет снижения темпов промышленности. Единственный выход при такой политике мог бы состоять в том, чтобы в обмен на вывозимое заграницу фермерское сырье ввозить готовые изделия. Но это означало бы строить смычку не между крестьянским хозяйством и промышленностью СССР, а между кулаком и Западом. Естественно о суверенитете СССР в таком случае необходимо было забыть.
Наркомфин Сокольников настойчиво выступал за организацию совместных торговых обществ с участием иностранного капитала, за расширение прав трестов и предоставление им возможности выхода на мировой рынок под контролем Наркомвнешторга. В то время 50% валютных поступлений давал хлеб, 20% - лес, 20% - нефть. Но оказалось, что и получить деньги за свой хлеб стало нелегким делом. В 1926 году экспорт хлеба упал до 0,6 млн тонн. Страна не смогла возвратить свои традиционные мировые рынки сбыта. Место было уже занято. Пошел дешевый хлеб из Аргентины, Канады, Австралии и Южной Африки. Плохая рыночная конъюнктура на мировом рынке зерна, связанная с резким увеличением поставок зерна из Аргентины и Канады, делала нецелесообразным наращивание объемов экспорта этого товара [11]. Кроме того СССР в годы НЭПа постоянно испытывал недостаток зерна. Приходилось его даже импортировать (см. ниже).
Торговый баланс страны катастрофически ухудшался. С 1928/29 г. по 1932/33 г. выполнение плана по импорту снизилось со 102,4 до 34,2% (по фактическим итогам) [12]. Итак, международная торговля мало чем могла помочь. Угасли и надежды на концессии. Их удельный вес в общем объеме промышленного производства СССР в 1924 г. составлял лишь 0,2 %, а к концу 1920-х гг. - 0,6 % [13].
Попробовали получить деньги на развитие путем их жесточайшей экономии, Постановление ЦИК и СНК СССР от 11 июня 1926 г. о режиме экономии определило в качестве основного источника накопления режим экономии, предполагавший резкое сокращение нерациональных расходов, замораживание зарплаты, снижение темпов роста социально-культурных расходов в бюджетах различного уровня. Но вскоре стала ясной беспочвенность надежд на режим экономии как на основной источник погашения огромных затрат на индустриализацию [14].
Важнейшим источником внутренних накоплений должны были стать государственные займы индустриализации. Первый заем индустриализации прошел в 1927, второй - в 1928 г. Тем самым правительство попробовало занять деньги у населения, но население было очень бедным.
Одним из источников валюты для покупки технологии стал экспорт произведений искусства. Начиная с 1927 года Наркомторг назначает ежегодный план по экспорту антиквариата, хотя ранее был принят Декрет о запрещении продажи и вывоза произведений искусства без санкций Наркомпроса [15]. 23 января 1928 года Совет народных комиссаров принимает постановление о мерах по усилению экспорта и реализации за границей предметов старины и искусства [16]. Но это все были гроши, а нужно было много денег.
Внутри страны средства можно было взять только у крестьян и у церкви. Но они не хотели их отдавать. Оставалось одно - долю накопления, а точнее уровень инвестирования, надо было резко увеличить, а расхлябанную манеру жизни заменить на мобилизационную. Еще в 1924 году в журнале «Вестник коммунистической академии» Преображенский предложил сделать ставку на ускоренную индустриализацию за счет накопления средств, получаемых преимущественно от крестьянства. Крестьянин среагировал на попытки государства увеличить налоги не как цивилизованный кооператор и, конечно, денег не дал. Конечно, можно заставить крестьян платить по системе Столыпина, но ведь власть-то народная! К тому же, партэлита и так была в страхе перед укреплением нэпманов, значит, существующий аппарат поддержал бы только такие меры модернизации, которые заодно «задвинут» нэпманов и кулаков.
Как я уже указывал, попытки давления на деревню с помощью налогов привели к кризису хлебозаготовок. Кроме того, крестьяне быстро нашли способ, как уйти из-под налогового бремени - крупные зажиточные хозяйства дробились на мелкие, чтобы скрыть доходы и уменьшить налоги. Число кулацких хозяйств уменьшилось на 25%. Отсутствие четких критериев для выделения кулачества открывало местным властям широкий простор для произвола.
Поиск способа, который позволил бы государству в наиболее простой форме перераспределять денежные средства между секторами экономики, продолжался в течение всего периода свертывания НЭПа [17]. Решение было найдено в 5-летнем планировании и печатании денег. Да, индустриализация в стране проводилась за счет эмиссионного финансирования после фактического отказа от золотой привязки.
Однако попытка печатать деньги усугубила кризис хлебозаготовок и привела к огромной инфляции. Если эмиссия в 1928 году была назначительной, то в 1929 - 800 млн рублей, в 1930 и 1931 - по 1,5 млрд, а в 1932 - уже 2,7 млрд рублей. В 1932 году цены свободного рынка превысили уровень 1928 года в 8 раз [18].
Одним из важнейших условий успеха индустриализации стало бы привлечение больших масс населения в промышленность. Но крестьяне не хотели расставаться с землей-матушкой, следовательно необходимо было создать ТАКИЕ условия на селе, чтобы массы людей ВЫНУЖДЕНЫ были его покинуть и заняться трудоустройством в другом месте. Сроки же должны были быть максимально сокращены - болезненные для общества и страны операции следовало проводить как можно быстрее.
Нужно было что-то решать. Сталин, будучи прагматиком, не стал класть яйца в одну корзину. Он начал действовать во всех направлениях. Во первых, деятельность Коминтерна была существенно ограничена. Во-вторых, было произведено второе по счету, изъятие церковных ценностей. В третьих, было дано согласие на продажу полотен великих старых мастеров из Эрмитажа... [19]. Наконец, были предприняты попытки решить проблемы госбюджета путем увеличения производства водки - в 1930 году производство водки было увеличено [20].
Сейчас сторонники тогдашних оппозиционеров пытаются представить дело так, что будто бы оппозиция последовательно боролась против спаивания народа. Они приводят факты о том, что Троцкий на апрельском пленуме 1926 года среди поправок к проекту резолюции Рыкова о хозяйственном положении СССР отдельным пунктом выделил необходимость пересмотра вопроса о водке "на основании уже имеющегося опыта, который свидетельствует, что государственная продажа водки, играя крайне незначительную роль в деле притока средств из деревни к тяжёлой промышленности (такова была цель), врезывается в то же время серьёзной величиной в заработную плату рабочего" [21]. Все это верно. Но ело в том, что деньги нужны были сразу, а не через 10 лет, когда ограночения выпуска водки могли бы проявить себя, да и неизвестно, проявили бы или нет.
Самое интересное, что Сталин обещал отказаться от этого "временного средства необычного свойства", "как только найдутся в нашем народном хозяйстве новые источники для новых доходов на предмет дальнейшего развития нашей промышленности" [22]. В реальности же как всегда пришлось выбирать между плохим и очень плохим решением.
Да и индустриализация шла со скрипом: ничего не делалось в срок, ценнейшее оборудование губилось. Оказалось, что никто ничего не умеет делать, не умеет налаживать новое производство и обращаться с техникой, работать в современной промышленности. Ситуация усугублялась тем, что и полученное оборудование использовалось очень и очень плохо. Причина была в том, что квалификация кадров была очень низкой. Было огромное количество брака и некачественной работы. Оборудование часто просто приходило в негодность еще до того, как его устанавливали. Это особенно четко выявилось в первые годы первой пятилетки, когда долги и дефицит внешней торговли катастрофически росли. Но особенно проявилась некомпетентность работников партаппарата, которые были хорошими профессиональными революционерами, но не имели ни малейших специальных знаний и умений, да и обленились за спокойные годы НЭПа.

Наконец, видя безвыходное положение, Сталин решается на ампутацию гангренозной конечности сельского рынка прямо без анастезии - он решается на жёсткий по отношению к населению вариант одновременной коллективизации и индустриализации, в котором роль предпринимателя-организатора-контролёра должно было играть государство, т.е., в первую очередь партаппарат. Изъятие зерна у крестьян могло бы дать возможность обменять его на технологию за рубежом. По сути, из-за резкого дефицита торгового баланса Сталин вынужден был пойти по тому же пути, что и царская Россия - увеличить экспорт зерна - снова, "не доедим, а вывезем".
По сути, Сталин бросил на приобретение бесценного опыта и оборудования на Западе все до последнего грамма золотого запаса, экспортного килограмма зерна, штуки вывозимого яйца. Сама жестокость этого решения прямо утверждала - Сталин осознавал войну как данность неизбежную и неустранимую.
Коллективизация была объективно необходима и другого пути для страны не было и вот почему. В начале 20-х гг. в нашей деревне преобладала соха да лучина, в то время как США, Великобритания, другие европейские государства практически полностью завершили электрификацию сельского хозяйства. Из этой отсталой, средневековой деревни приходилось черпать силы и средства для индустриализации страны, формирования современной армии, восстановления разрушенной войной экономики - другого пути просто не было. Этот океан отсталых частных хозяйств надо было переводить на рельсы социалистической коллективизации со всеми ее неизбежными издержками и "минусами". И все это под прессом враждебного капиталистического окружения, форсированными темпами, в исторически кратчайшие сроки - других не существовало.
По мнению бывшего министра сельского хозяйства А. Бенедиктова [23], если бы с коллективизацией или индустриализацией опоздали лет на пять-шесть - не сумела бы экономика обеспечить все необходимое для победы над фашизмом, а деревня - накормить армию и население, не говоря уже о возникновении в тылу "пятой колонны" из ненавидевших Советскую власть мелких хозяйчиков-кулаков. В том-то и дело, что "нормальной" возможности история нам не дала, приходилось и действовать "ненормальными", то есть форсированными, темпами.
Сталин понял, что рынок проблем сельского хозяйства России решить не моет, поскольку в рынок не вписывается проблема тягости труда, выявленные Чаяновым. И хотя причиной коллективизации были объективные факторы, специфика исторического развития страны, но поводом стал хронический зерновой кризис в годы НЭПа. Сталин долго ждал результатов от НЭПа и не дождался - засуха и неурожай 1928 года на Украине и хронический недостаток продовольствия вынудили советское правитрельствои начать коллективизацию.
Споры о существовании альтернативы коллективизации продолжаются в наши дни и не утихнут, наверное, долгое время. Представляется, что любую из предлагаемых гипотетических альтернатив следует рассматривать не только в плане чисто экономических показателей, но и в плане политической реализуемости, не говоря уже о возможности руководства додуматься до того или иного решения в тех условиях и при том уровне экономических знаний. Например, нелепо ругать Столыпина, что он не отобрал у помещиков сразу всю землю без компенсации - кто бы ему позволил? [24] Кроме того, предлагаемая альтернатива должна включать поправки на человеческий фактор, на неизбежные серьёзные искажения в исполнении правительственных решений. Очевидно, что мелкие хозяйства надо было вытеснять крупными, а фискальное давление увеличивать, но заранее угадать оптимальный способ реализации этой программы было непросто. Если говорится, что коллективизацию нужно было провести мягче, то нужно ответить и на вопрос, какие конкретные действия правительства должны были быть иными и исходя из какой информации правительство должно было до этого догадаться.
Современный канадский экономист Р.К.Аллен [25] составил математическую модель экономики СССР 20-30-х годов XX века, из которой сделал следующий вывод: «В то время как есть определённая правда в некоторых аргументах в обоснование важного значения коллективизации, важнейшим моментом остаётся то, что её совокупное воздействие было небольшим. Она замедляла рост в течение первой пятилетки и ускорила его позже, но её совокупным эффектом за 30-е годы была только небольшая поддержка экономической экспансии. Человеческие страдания, которыми сопровождалась коллективизация, были огромны, в то время как экономические результаты были скудными».
Однако, модель Аллена макроэкономическая, а не микроэкономическая, и тем более не технологическая модель сельхозпроизводства. В качестве исходных данных в ней экстраполированы некоторые тенденции конца 20-х на 30-е годы, но не объясняется, почему они должны были остаться такими. Например, Аллен предполагает, что миграционное поведение сельского населения в город оставалось бы тем же, однако предположение это остаётся маловероятным при условии, что фискальное давление на крестьян не увеличивалось бы. Дело в том, что продовольственное снабжение города неизбежно ухудшалось бы, что ухудшило бы жизнь в городах и замедлило миграцию. Не говоря уже о том, что миграция 20-х только восстанавливала городское население царской России и заполнение рабочими руками ранее существовавшей промышленности. Новые рабочие - вчерашние крестьяне, очень медленно приобретали бы промышленные навыки.
В своей альтернативной модели Аллен предполагает существенное государственное инвестирование, то есть (насколько можно судить), предполагает существенное фискальное давление на крестьян, но мы уже видели, что государство было неспособно увеличить давление на крестьянство без принудительной коллективизации. Думается, именно в это главное препятствие упирались все альтернативные проекты и в 1928 году. Никакая математическая модель не покажет того тупика, к которому подошла Советская власть в попытках заставить крестьян отдавать городу больше хлеба, потому что ни поведение крестьян, ни поведение чиновников, ни уровень экономических знаний элиты не вписывались в математические модели. Задним числом несложно увидеть, где руководство должно было проявить большую осторожность, но можно ли это было увидеть тогда?
Между тем, на границах СССР нарастала напряженность. В июле 1929 года Китай захватывает КВЖД. Пришлось ввести войска на территорию Маньчжурии, что заставило китайцев согласиться с положением дел до начала конфликта. Возможная будущая война с Китаем или Японией стала последней каплей, которая вынудила Сталина принять меры к созданию хозяйственной системы, гарантирующей снабжение города и военной промышленности и армии зерном.
Общим лейтмотивом всех анализов объективности коллетивизаии было указание на то, что власти, мол, допустили ошибку не создав условий для материальной заинтересованности крестьян. Почему то считается, что для роста производства зерна надо было просто материально заинтересовать крестьян. Но для России это не так.
Выдающийся русский экономист А. Чаянов [26] доказал, что это положение не верно. Материальное стимулирование работает только тогда, когда тягостность труда не велика, как случилось, когда в село пришла механизация. Крестьяне очень адекватно реагировали на увеличения тягловой нагрузки на себя, если эта нагрузка была им не по силам они сворачивали производство до минимума необходимого для прокорма себя и скотины. После работ Чаянова стало совершенно ясно, что при ручном сельскохозяйственном труде, повышение оплаты за зерно немедленно бы снизило производство зерна, что и случилось после революции, когда производство товарного зерна резко снизилось.
Российский крестьянин производит продукты. В основном для себя. Столько, сколько считает нужным, и сколько ему позволяют силы и наличные условия. Он производит для других только в том случае, если получает за эти продукты адекватное возмещение. Если возмещение неадекватно - он ничего не производит на сторону. Так есть и так было всегда в истории. Если царь брал непомерную дань с земельной единицы - крестьянин сокращал посев. Если брал непомерную дань с души - подавался в бега или в разбойники. Если большевики во время продразверстки забирали "все лишнее" - он не выращивал ничего, сверх минимально необходимого. Если большевики во время коллективизации предпочитают платить за хлеб пустыми бумажками, да поменьше - тактика та же.
В годы НЭПа внеэкономические воздействия на крестьян с целью увеличения производства зерна резко ослабли. Несмотря на все потуги советской власти заставить крестьян работать на страну, они работали, исходя из закона Чаянова. Это - природа крестьянского хозяйства. По-другому крестьяне себя не ведут. Державное величие, индустриализация, общественные интересы и прочие городские забавы им глубоко безразличны. Крестьяне производили сами для себя столько, сколько считали нужным и не считались с интересами государства. Налогами Советская власть обременяла, но не слишком (по крайней мере, до 1927 г.). Недаром их потомки до сих пор вспоминают период НЭПа как самый лучший в советской истории. После ликвидации помещиков земли хватало. Сдавать зерно можно было и не сдавать, а притвориться, что неуродилось. Как пишет один из участников форума С.Г. Кара-Мурза [27], "а то, что в городах голодали и росла безработица - так "це нас не обходило". Как "не обходила" и перспектива возвращения помещиков в отдаленном будущем...". Поэтому крестьянство, особенно среднее и зажиточное, сопротивлялось коллективизации и просто так с ограничением своих прав не согласилось. (Продолжение будет)